Она лежала на столе,
И в первый раз за много лет,
Он не узнал худое желтое лицо.
Ему всё виделось с трудом,
И этот стол, и этот дом,
В котором он считался мужем и отцом.

А по углам сидел народ,
Забыв про кур и огород.
Детишки стайкою толпились у окна.
А он стоял - ни "бе", ни "ме",
Как будто в собственном дерьме,
И вспоминал, и вспоминал, и вспоминал.

Когда-то он её любил,
Почти не бил пока не пил,
Пока не отдал за бутылку свой баян.
Шептал ей нежные слова,
Случалось даже целовал,
Но ревновал к столбам, деревьям и друзьям.

Она тихонею была,
И счастья трепетно ждала,
Пока хватало слабых малых женских сил.
Не замечала голых стен,
Живя для дома и детей,
А он всё пил, а он всё пил, о, как он пил.

Так устроено от бога бабье существо,
Пусть он гадкий, пусть убогий, пусть кретин, но свой.
Пусть подонок, пусть ублюдок, пусть свинья и дрянь,
Всё равно прощают, любят - а зря

Она лежала на столе,
Дорогу жизни одолев,
Оставив все свои нехитрые дела.
В цепи других, ещё одна,
Недолюбившая сполна,
Не получившая ни счастья, ни тепла.

Он постоял и вышел вон,
Бесшумно, медленно, как вор,
И на крыльце, услышав странный хриплый смех,
Со страхом вдруг он понял, что
Его беззубым вялым ртом,
Смеялась смерть, смеялась смерть, смеялась смерть.

Так устроено от бога бабье существо,
Пусть он гадкий, пусть убогий, пусть кретин, но свой.
Пусть подонок, пусть ублюдок, пусть свинья и дрянь,
Всё равно прощают, любят - а зря

She lay on the table ,
And for the first time in many years ,
He did not recognize the evil yellow face .
He saw everything with difficulty,
And this table and this house ,
In which he was regarded as a husband and father .

A crowd was sitting at the corners ,
Forgetting about the chickens and garden .
Gaggle of kids crowded around the window.
And he was - not "be " or " Me" ,
As if in their own shit ,
And remembered and remembered and remembered .

Once he loved her,
Almost did not beat until saws
While not give for a bottle of your accordion .
She whispered endearments ,
Sometimes even kissed
But jealous of poles, trees and friends.

She was Tikhonov ,
And happiness anxiously waited
Yet small enough weak female forces.
Did not notice the bare walls ,
Housing and living children ,
And he drank , and he drank, about how he had been drinking .

So constructed from Indian god creature
Let it ugly , even poor , even a nerd , but his .
Let the bastard , bastard though , and let the pig stuff ,
Still forgive , love - but in vain

She lay on the table ,
Way of life beating ,
Leaving all their few worldly affairs .
In other chain , another ,
Nedolyubili full,
Has not received any happiness or heat.

He stood up and went out ,
Silently , slowly , like a thief,
And on the porch , he heard a strange raucous laughter ,
With the fear of a sudden he realized that
His toothless mouth sluggish ,
Death laughed and laughed death, laughing death.

So constructed from Indian god creature
Let it ugly , even poor , even a nerd , but his .
Let the bastard , bastard though , and let the pig stuff ,
Still forgive , love - but in vain