Ах как хлеб стоял раболепствуя
Перед ветром рвущим колосья ржи
Озерцо цвело и лицом в село
Я уткнулся возле сырой межи

Где-то конь заржал поплыла баржа
По реке что от мамки в пяти верстах
А я на той барже был тогда блажен
Да и жизнь была как цветок проста

Но разросся куст ягода в соку
Потекла через пальцы чужим вином
Бессеребренник по поребрикам
Я в обнимку ходил со своей виной

Город гнал листву барабанов стук
Отзывался жалейкой в груди легко
Свежим воздухом ливнем грозами
И дурманом навозным и молоком

Шинелькой серою с надеждой верою
Мы укрывались летним сном
Хватало неба нам любови не было
Она крутила не со мной

И как-то просто так вдруг стали взрослыми
А старики нашли заветный ключ
В поля печальные куда отчаянно
Я каждой осенью стремлюсь

Канитель моя Гранд-отельная
Покатилась клубком под Витька баян
Раскачалась высь закричала выпь
И очнулся я в белой палате пьян

Санитарка чёрт раззудись плечо
И сестричка с ума от неё сойти
И пуста уха и черёмуха
Мне шептала в окно это сердца тиф

А я и знать не знал что это добрый знак
И зарывался глубже в снег
В прохладной простыни на сердце оспины
Хотелось спрятаться от всех

А я и знать не знал что это добрый знак
И всё смотрел на купола
Златоголовые чума лиловая
Меня опять к себе звала

Ел укромно я всё скоромное
И хоромов не знал и душил свой смех
Но прицепной вагон как со дна багор
Подхватил потащил мою душу вверх

И полез кормить перелесками
Малых пташек и зайцев как Дед Мазай
И на меня опять сошла благодать
И опять заблестели мои глаза

И снова серою шинелькой с Верою
Мы укрываемся в ночи
Надежда молодость нам с ней не холодно
Любовь на выселках кричит

Пусть подождёт та дверь куда уйду навек
Однажды взяв заветный ключ
В поля печальные куда отчаянно
Теперь я больше не стремлюсь

Пусть подождёт та дверь куда уйду навек
Однажды взяв заветный ключ
В поля печальные куда отчаянно
Отныне больше не стремлюсь

Oh, how the bread was cringing
Before the wind tearing ears of rye
Lake and face blossomed in the village
I buried near landmark crude

Somewhere horse whinnied barge floated
Along the river from that Nurse five miles
And I'm on the barge was then blessed
And life was like a simple flower

But grown bush berry juice in
Flowed through the fingers stranger wine
Besserebrennik on curbs
I walked arm in arm with his guilt

City chased foliage banging drums
Spoke Zhaleyka chest easily
Fresh air shower rain
And dope dung and milk

Overcoat brimstone with hope faith
We hid summer dream
Heaven loves us enough not been
She twisted not with me

And somehow it just suddenly became adults
And old men found sesame
In fields where desperately sad
I strive every autumn

Gimp my Grand Hotel
Rolled into a ball under Victor accordion
Swung heights cried bittern
And I woke up in a white chamber drunk

Nurse features razzudis shoulder
And sister to get mad about it
And yet the ear and cherries
I whispered in the window is the heart fever

And I did not even know that this is a good sign
And buried deeper in the snow
In the cool sheets on heart pockmarks
Wanted to hide from all

And I did not even know that this is a good sign
And looking at the dome
Zlatogolovye purple plague
Me back to my calling

Tucked eaten meat in Lent I
And the choir did not know and choked his laughter
But as the car towed from the bottom of the gaff
Picked up dragged my soul

And useful feed copses
Small birds and rabbits as Santa Mazzei
And again I found grace
And again, my eyes glistened

Again brimstone overcoat with faith
We hid in the night
Hope youth us with her cold
Love on settlements shouts

Let him wait to leave that door forever
Once taking sesame
In fields where desperately sad
Now I no longer aspire to

Let him wait to leave that door forever
Once taking sesame
In fields where desperately sad
Henceforth no longer aspire