The highlands and the lowlands are the routes my father knows,
the holidays at Oban and the towns around Montrose,
but even as he sleeps, they're loading bombs into the hills,
and the waters in the lochs can run deep, but never still.

I've thought of having children, but I've gone and changed my mind.
It's hard enough to watch the news, let alone explain it to a child,
to cast your eye cross nature, over fields of rape and corn,
and tell him without flinching not to fear where he's been born.

Then someone sat me down last night, and I heard Caruso sing.
He's almost as good as Presley, and if I only do one thing,
I'll sing songs to my father, I'll sing songs to my child.
It's time to hold your loved ones while the chains are loose,
and the world runs wild.

But even as we speak, they're loading bombs onto a white train.
How can we afford to ever sleep, so sound again.

Горная местность и низменности являются маршруты мой отец знает ,
праздники в Обан и города вокруг Montrose ,
но даже когда он спит , они загружают бомбы в горы ,
и воды в озерах не может черти водятся , но никогда еще .

Я думал иметь детей , но я пошел и изменил свое мнение.
Это достаточно трудно , чтобы посмотреть новости , не говоря уже объяснить это ребенку ,
отдать свой глаз кросс природу , над полями рапса и кукурузы ,
и сказать ему, не моргнув глазом не бояться , где он родился .

Потом кто-то усадил меня вчера вечером, и я услышал Карузо петь.
Он почти так же хорошо , как Пресли , и если бы я только сделать одну вещь,
Я буду петь песни с моим отцом , я буду петь песни с моим ребенком .
Пора провести своих близких в то время как цепи свободно,
и мир дичает .

Но даже , как мы говорим , они загружают бомбы на белом поезде.
Как мы можем позволить себе все спать , поэтому звук снова.