На улице Гороховой ажиотаж:
Урицкий всё ЧК вооружает.
Всё потому, что в Питер в свой гастрольный вояж
С Одессы-мамы урки приезжают.

А было это летом, в восемнадцатый год,
Убили Мишку в Питере с нагана.
На сходке порешили отомстить за него
Ребята загорелые с лимана.

Майданщик молдаван и толстая Кармен,
Что первая барыга на Привозе
Четырнадцать "мокрушников" с собой взял Сэмен -
Горячий был народ на паровозе.

Уже чух-чух пары, кондуктор дал свисток,
Прощальный поцелуй, стакан горилки.
С Одессы-мамы, с моря дует вей-ветерок
До самой петроградской пересылки.

Начальник посетил шикарный наш вагон,
Спросил, чудак, навязчиво билеты.
Пришлось ему в Раздельной предложить выйти вон,
Слегка качнув у носа пистолетом.

И всю дорогу, щёки помидором надув,
Шмонали "фараончики" по крышам.
"Шестёрок" Сёма сбросил под откос на ходу
И в тамбур покурить устало вышел.

Там женщина стояла двадцати пяти лет
И слабо отбивалась от кого-то.
Дешёвый фраер в кепке мял на ней туалет,
И Сёма чуть прибавил обороты.

"Я вижу Вас на рейде возле женщины, граф,
Стоите Вы, как флагман под парами.
Советую на задний ход врубить телеграф,
Чтоб не было эксцессов между нами".

Чуть спортив воздух, фраер, как иллюзионист,
Под стук колёс моментом испарился.
Спасённая дрожала, как осиновый лист,
И Сеня с чувством долга удалился.

А в воздухе мелькали две колоды и нож,
Шмат сала, водка, голое колено.
Продул армяшка Хачик в карты свой макинтош,
А Васька Оське два зуба коренных.

И вот на горизонте Царскосельский вокзал
Встречает урок с мясом пирожками.
Сэмен такую речь задвинул, что зарыдал
Весь паровоз горючими слезами.

И, стиснув зубы, на перрон вразвалку сошла,
Как на берег, красавица Одесса,
Плеснула в Петроград её морская душа,
И вздрогнули со страха райсобесы.

На Невском, у Пассажа, там, где деньги рекой,
К ним на фаэтоне двое подскочили.
Но толстая Кармен достала первой свой "кольт"...
И над столами в морге свет включили.

Pea buzz on the street :
Uritzky equips all Cheka .
All because Peter in their tour trip
From Odessa - mother thieves come .
    
And it was in the summer, in the eighteenth year ,
Bear killed in St. Petersburg with his revolver .
At a gathering they decided to avenge him
Tanned guys with estuary.
    
Maidanshchik Moldovans and thick Carmen
That the first huckster on Privoz
Fourteen " Mokrushnikov " took with him Semen -
Hot was the people on the train .
    
Already chug chug - pair conductor whistled
Farewell kiss , a glass of vodka .
From Odessa - mother, with sea breeze blowing wavelets
Petrograd until shipment.
    
Head chic visited our car ,
Asked an eccentric , obsessive tickets.
He had to offer in the Split to go aside ,
Gently rocking in the nose gun.
    
And all the way , puffing out his cheeks tomato ,
Shmonali " faraonchiki " over the rooftops.
" Sixes " Sam threw down the slope on the move
And in the vestibule smoke came wearily .
    
There was a woman of twenty-five years
And from someone struggled weakly .
Cheap fraer in cap squeezed her toilet,
And Sam just gained momentum.
    
" I see you on the roads near the women , graph
You stand as the flagship for couples.
I advise you to reverse kerf Telegraph ,
That there was no incidents between us . "
    
A little sports air fraer as illusionist
Under the rumble of the wheels moment evaporated.
Saved shaking like a leaf ,
And Senya dutifully retired .
    
And in the air flashed two decks and a knife
Shmat fat , vodka, bare knee .
Blew armyashka Khachik cards your mac,
A Vaska Oska two teeth molars.
    
And on the horizon Tsarskoselsky Station
Meets lesson with meat pies .
Semen pushed this speech that wept
All locomotive bitter tears .
    
And , gritting his teeth , went to the platform waddle ,
As ashore , beautiful Odessa,
Splashed in Petrograd its maritime soul
And trembled with fear raysobesy .
    
On Nevsky , in passages where the money river
These two jumped on a chaise .
But thick Carmen took his first " Colt " ...
And over the tables in the morgue light included.