Занимается день, монастырь над рекой,
Заходи - путь открыт, вход отверст;
А на сердце такой почивает покой,
Что я вижу за тысячи верст:

Как лампады горят и горят в Алтаре,
Телом здесь, а душой в Небесех;
Служит старец монах в белом монастыре
И Спасителя молит о всех.

Над изрытой землей бьёт двенадцать часов,
Хаты смотрят глазами сирот,
Средь бескрайних степей и дремучих лесов
Похоронен великий народ.

Лишь лампады горят и горят в Алтаре,
С тех времен и до сих самых пор:
Служит русский монах в белом монастыре
И по-русски поёт братский хор.

Звон к вечерне зовёт, я Пречистей хочу
Помолиться за други своя;
Помолиться за тех, кто затеплил свечу
Пред Державной иконой Ея.

А лампады горят, всё горят в Алтаре,
Телом здесь, а душой в Небесех,
Служит старец монах в белом монастыре
И Спасителя молит о всех.

И лампады горят, всё горят в Алтаре,
С тех времен и до сих самых пор:
Служит русский монах в белом монастыре,
И по-русски поёт братский хор.

Deals day, the monastery is above the river,
Come on - the path is open, the entrance opened;
And the heart rests quiet,
What I see is thousands of miles:

As the lamps are lit and burn in the Altar,
Here body and soul in Heaven;
Serves as an elder monk in the white monastery
And the Saviour prays for all.

Over pitted earth has twelve hours,
Hut look with the eyes of orphans
In the endless steppes and forests
Buried great nation.

Only oil lamps are lit and burn in the Altar,
Since those times and still the moment:
Is Russian monk in the white monastery
And in Russian sings the brotherly choir.

Bells to Vespers call, I want Prezista
Pray for friend;
Pray for those who have satalin candle
Before the Reigning icon of Her.

And the lamps burning, all lit in the Altar,
Here body and soul in Heaven,
Serves as an elder monk in the white monastery
And the Saviour prays for all.

And the lamps burning, all lit in the Altar,
Since those times and still the moment:
Is Russian monk in the white monastery,
And in Russian sings the brotherly choir.